© А.М. Батуев (64-Шахматное обозрение, 1985, № 3)

...Играл я в первенстве Ленинграда с опытным, сильным мастером. Мне удалось добиться черными значительного преимущества, и можно было надеяться, что в день доигрывания удастся реализовать перевес: сорок ходов сделано, контроль прошел. Надо партию откладывать, и тут замечаю, что в бланке моего противника записано только 39 ходов! Видимо, я где-то ошибся при записи партии. На всякий случай спрашиваю, сколько ходов сделано. Последовал ответ: 39. Значит, надо спешить, так как на последний ход у меня оставалось меньше минуты. Я быстро сделал какой-то «нейтральный» ход, и партия была отложена. Невольно я проникся к своему партнеру теплым чувством. Какой молодец! Не спрятал свой бланк. Он ведь видел мою запись и что там 40-й ход написан. Если бы не его порядочность, я бы неминуемо просрочил время, считая, что контроль миновал.

Дома стал анализировать отложенную партию, и удивительно - оказывается, я все испортил своим «нейтральным» ходом, и теперь, видимо, уже выигрыша нет. И вдруг ужасная догадка - а не лишний ли я ход сделал? Расставляю шахматы в первоначальное положение и не спеша повторяю свою партию. Так и есть! Последний ход - 41-й! Вот как ловко поймал меня соперник, нарочно напутав в записи. Это был нечестный трюк, а я-то был готов восхищаться его порядочностью! Ах, как хотелось наказать вероломного противника! И я стал анализировать отложенную позицию со всем прилежанием, на которое был способен. Выяснилось, что выигрыша все же нет. В критической позиции он должен пожертвовать пешку и у него появится возможность добиться этюдной ничьей.

В день доигрывания все шло по анализу, и вот на доске стоит уже та самая критическая позиция. Теперь весь вопрос в том, отдаст он пешку или защитит? Если защитит, то спасения не будет. Мы сделали 56 ходов, то есть прошли второй контроль. Так как он путал в записи, то к моменту контроля не был твердо уверен, все ли нужные ходы «пройдены», и обратился ко мне с вопросом: сколько ходов сделано?

Кровь бросилась мне в голову. Я не обязан отвечать партнеру, ведущему нечестную игру. Но тут же осадил себя - нельзя уподобляться таким людям. И подтвердил: 56.

Уже после окончания партии я понял, что именно правдивому ответу был обязан своей победой. Дело в том, что в критической позиции он, как хороший блицист, не имея времени на размышления, скорее бы мог решиться на жертву пешки. Узнав, что контроль миновал, он продумал 25 минут и, не заметив этюдной комбинации черных, защитил пешку. После этого попал в железные тиски. Угрозы его королю нарастали, и к 73-му ходу, то есть к третьему контролю, фактически все уже было кончено. А у него на бланке только 70 ходов. Тогда я решил еще раз проверить, ошибся он или сплутовал. Зная, что контроль пройден, я подождал, пока у меня упадет флажок. Он продолжал неподвижно сидеть. Ага! Если бы он верил своей записи, то немедленно позвал бы судью, чтобы зафиксировать у меня просрочку времени. Таким образом, удалось до конца уличить его в недобросовестности, и я с особым удовольствием выслушал его «сдаюсь».

***

... С легкой руки Ботвинника теперь шахматисты изучают своих противников от кончика носа до пяток: характер, физическую выносливость, хобби, сильные и слабые стороны натуры, степень утомляемости, поведение в цейтноте - словом, целое досье. Кажется, только отпечатков пальцев не хватает. В 1927- 1928 годах все это было еще неизвестно, и я занимался главным образом изучением собственных шахматных склонностей и слабостей. Заметил, что тяготею к простым, ясным позициям, хотя не прочь призвать иногда на помощь и тактику. Но вот чего мне явно не хватало, так это устойчивости против неприятных, непредусмотренных ходов. Стоило противнику сделать такой ход, и я сейчас же начинал торопиться и в результате, как правило, проигрывал.

Странно, что, заметив свою слабость, поначалу не пытался преодолеть ее. И вот как-то я встретился с перворазрядником Брейтманом. Он хорошо знал много дебютных вариантов, я попался на один из них и остался без пешки. Сразу игра словно полиняла. Почти не думая, я делал «очевидные» ходы, и было ясно, что мне не избежать поражения. Брейтман перевел игру в ладейное окончание и начал планомерное наступление. Я уже был, что называется, «готов». И в ближайшие полчаса, несомненно, капитулировал бы, но тут к Брейтману подошел приятель и шепотом позвал его в кино Мой противник ответил так громко, что я услышал: «Подожди немножко, сейчас своего добью и пойдем». Такая реплика меня возмутила. Бить лежачего?! Побеждаешь - тем более будь джентльменом!

Я посмотрел на часы. Запас времени был 2 часа 10 минут, да и у противника целый час, в сумме 3 часа 10 минут. «Ладно, - решил я, - ты в кино не пойдешь, буду сидеть и думать все оставшееся время». И стал думать. Как часто не хватает времени, и мы оказываемся в цейтноте! Но сидеть и бесцельно смотреть на доску, ожидая, пока пройдут два часа, оказалось невыносимо, и я углубился в позицию. И чем дольше думал, тем все больше находил скрытые ресурсы защиты. Я стал играть медленно, вдумчиво. Ни одного «очевидного», скороспелого хода!

Кажется, теряю ещё пешку? Но после ее взятия врываюсь своими ладьями в расположение противника и перехватываю инициативу. Все сложнее становится борьба. Озадаченный Брейтман поскучнел. Уже несколько раз появлялся его нетерпеливый приятель с недовольным лицом, но ему так и пришлось уйти ни с чем. Через три часа партия была отложена и в день доигрывания закончилась вничью.

Расстроенный и смущённый, Брейтман принес мне свои запоздалые извинения, а я искренне поблагодарил его: именно он своей обидной репликой подстегнул меня настойчиво трудиться.

Да, шахматная борьба - это огромный труд, и именно в этой партии я впервые испытал радость удовлетворения от тяжелой, упорной обороны. С легкой руки Брейтмана я начисто, на всю жизнь, излечился от своего недуга. Потом уже не дергался от неприятного хода, не начинал делать поспешные ходы, а призывал на помощь самообладание, выдержку, чтобы бороться до исчерпания всех возможностей, скрытых в позиции. И сколько проигранных партий удалось спасти благодаря этой настойчивости! Ищи во что бы то ни стало, ищи и помни: сильнейший ход, как правило, не бывает очевидным.