© Денис Паничкин

«В наше время искусство и литература больше, чем когда-либо прежде сделались выражением общественных вопросов...». Эти слова были сказаны В.Г. Белинским в 1847 году. С тех пор в практике исторических исследований вопрос о привлечении художественной литературы в качестве источника познания давно решен, историки уже много десятилетий используют ее в своих работах. Однако довольно распространенным являлось, да и сегодня остается таковым, мнение, что литературные произведения целесообразно привлекать в исторические изыскания лишь в том случае, когда количество других источников невелико, ограничено их видовое разнообразие. Вероятно, поэтому, поэзия и художественная проза двух последних минувших столетий нечасто используется отечественными учеными как исторический источник.

В то же время, необходимо отметить, что проблема изучения художественных произведений неоднократно обсуждалась на протяжении XIX-XX веков. Значение изящной литературы отмечали К И. Бестужев-Рюмин, С. Ф. Платонов, В. О. Ключевский. Известно более широкое толкование последним понятия «исторический факт», к которому ученый предлагал относить «не только события, но также идеи, взгляды, чувства, впечатления людей известного времени...». Произведения М. Е. Салтыкова-Щедрина высоко ценил и привлекал для изучения истории дворянства и крепостного права первой половины XIX в. В. И. Семевский. Одним из первых советских исследователей, кто причислял поэзию и художественные произведения к числу исторических источников был Г. П. Саар. Во второй половине XX века примером использования художественной литературы как источникового материала при изучении новой истории является работа М. В. Печкиной «А. С. Грибоедов и декабристы» (1951). В исследовании раскрывается взаимовлияние художественной литературы и исторических документов. Глубоко исследовал динамику отношения литературы к реальности Д. С. Лихачев.

В 1960-е гг. на необходимость привлечения художественной литературы для изучения более поздних периодов развития истории страны обращали внимание В. И. Стрельский и А. В. Предтеченский, в ходе ряда дискуссий за зто высказывались С. О. Шмидт и М. А. Варшавчик. А в докторской диссертации Л. Н. Пушкарева (1969), посвященной классификации русских письменных источников, художественная литература выделена в самостоятельный вид.

В последней трети прошлого столетия в научной и учебной литературе был решен ряд теоретических и методических вопросов работы с литературными источниками. Рассмотрены некоторые принципы и особенности их источниковедческого анализа с учетом специфики жанров, проанализированы возможности отражения действительности в произведениях художественного творчества; определены характерные черты художественной литературы как источник по истории культуры, быта, нравов, повседневного поведения, общественной мысли, политических и научных взглядов писателей.

И все же большинство ученых продолжали склоняться лишь к иллюстративному использованию произведений литературы. Хотя вопрос о познавательном значении литературных творений возражений не вызывал, но, при попытке обозначить эту роль термином «исторический источник», возникали споры.

В последние 10-15 лет произошла переоценка значения произведений литературы и искусства XIX - XX вв. для исторического знания. Согласно одной из общепринятых дефиниций понятия «исторический источник», художественное произведение создано в процессе целенаправленной и осознанной человеческой деятельности, а, следовательно, может быть использовано для познания прошлого. Под влиянием феноменологии усилилось внимание к языку как форме отражения действительности. За изучением языковых конструкций и речевых практик были признаны поистине неограниченные возможности для социальной истории. Появились учебные пособия, включающие художественные произведения в состав исторических источников.

Вопросам научной ценности, информационному потенциалу и методам изучения поэзии, прозы, драматургии уделяют внимание, как известные ученые, так и начинающие исследователи.

Методика изучения художественных произведений тесно связана с основной характеристикой этого вида исторических источников - наличием в нем вымысла. Вымысел - это не ложь, а, по словам Льва Гумилева, литературный прием, позволяющий автору донести до читателя ту мысль, ради которой он предпринял свой труд. Упоминания же исторических фактов, если таковые имеются, являются лишь фоном для сюжета, а использование их - литературным приемом. Обязательное обращение к вымыслу связано еще с такой характеристикой изящной словесности, как задача создания эмоционально-смысловой нагрузки, адресованной читателю, воздействия на его ум и чувства.

Источниковедческое исследование литературных произведений - это довольно сложный и трудоемкий процесс, который представляет собой, по словам А. К. Соколова, целую цепь опосредованных звеньев, делающих искусство историческим источником и отметающих художественные условности. Этот процесс требует виртуозного владения основными элементами источниковедческого анализа, в особенности, его интепретационной составляющей и филигранной точности в извлечении сведений. И здесь не обойтись без литературоведческих исследований и работ по социальной психологии.

Из художественной литературы на историческую тему XX века привлекает цикл Михаила Каратеева «Русь и Орда» из пяти книг, вышедших в Буэнос-Айресе в русском эмигрантском издании в 1958-1967 гг. В основе цикла – семейная легенда самого автора.

Автор поражает своим знанием истории и по ходу то и дело даёт отступления, относящиеся к истории тех или иных стран. Попутно он в авторских примечаниях сообщает сведения об отдельных дворянских фамилиях России, произошедших от того или иного князя или служилого человека, а также такие интересные факты, как «Дмитрий Донской плохо читал и едва умел подписывать своё имя под документами». Несомненно, что при изложении родословной русских князей он пользовался Никоновской летописью (достоверность которой была в 2011 году поставлена под сомнение Р.А. Беспаловым в статье «Новое потомство» князя Михаила Черниговского в источниках XIV-XVI веков»), а сведения о татарских ханах даны по «Анониму Искандера».

Автор ставил изначально ряд задач. Во-первых, он был сторонником антинормнистского лагеря в истории и излагает (от имени князя Юрия Муромского в первой книге) рассказ о русском происхождении Рюрика, тем самым популяризируя данное направление в истории о первых русских князьях. Во-вторых, Каратеев предпринимает попытку реабилитировать черниговского князя Олега Святославича («Гориславича» из «Слова о полку Игореве»), характеристику которого мы знаем больше по враждебным, киевским источникам. В-третьих, он даёт описание малоизвестной Белой Орды.

Сквозным персонажем, объединяющим сюжетную линию, является Карач-мурза – от рождения в конце первой книги до смерти в эпилоге пятой. «Татарский князь Карачь» действительно упоминается в русских летописях. Согласно семейной легенде Каратеевых, считающих его своим предком, обработанной автором, это сын русского князя Василия Пантелеймоновича Карачевского (главного героя первой книги) и дочери белоордынского хана. И именно нравственная проблематика поставлена в основу раскрытия характера Карач-мурзы: в силу обстоятельств он родился и вырос в Орде, но память отца, погибшего вскоре после его рождения, для него священна. Поэтому в свой первый приезд в Москву (автор здесь приводит эпиграф из летописи, датируя события 1368 годом) он скрывает, что он - сын русского князя, и лишь беседа с митрополитом Алексеем, сказавшим ему: «Всегда будь чист в делах своих и ничем недостойным себя не пятнай, ни на Руси, ни в Орде…» - заставляет его многое передумать. Впоследствии показано его участие во многих событиях, и в итоге он возвращается на прежнюю землю предков, попавшую уже под власть Литвы.

В первой книге – «Ярлык великого хана» - автор следил за тем, чтобы действие не выходило за пределы описания удельного Карачевского княжества и Белой Орды, а о Москве упоминал вскользь. Но уже в последующих книгах он подробно описывает борьбу Москвы с Тверью, Литвой и Ордой. Немало внимания он уделяет Средней Азии (в контексте величия империи Тамерлана), причём отметив, также в авторском примечании о том, что на территории Баги‑Джехан Нумо Тамерлан запретил охоту, и это был, по всей видимости, первый достоверно известный заповедник. Наконец, дано подробное описание и Литовского великого княжества. Сам автор писал в предисловии к последней книге цикла «Возвращение»:

«Вероятно, некоторые на меня посетуют за то, что на протяжении всего этого долгого повествования историк во мне явно преобладал над романистом. На это отвечу, что я и не стремился к тому, чтобы развлечь читателей описанием каких‑либо надуманно‑захватывающих авантюр, а ставил себе целью – в интересной и по возможности увлекательной форме дать им побольше подлинно исторических сведений, таких, которые трудно отыскать в общедоступных источниках. Исходя из этого я, может быть, слишком много внимания уделил бывшим татарским улусам и среднеазиатским странам – Хорезму и Мавераннахру. Но не следует забывать, что эти страны и населяющие их народы давно вошли в состав нашей общей Российской семьи, а мы до сих пор знаем о них позорно мало и часто не имеем никакого представления о тех исторических связях, которые издавна сближали нас с Востоком. О прошлом наших западных соседей мы знаем немного больше, но все же далеко не достаточно, если вспомнить, что история Литвы и Польши на протяжении веков сливается с историей южных и западных русских княжеств. Теперь же, когда Восточная Пруссия стала частью России, законный интерес приобретает для нас и история Тевтонского Ордена».

Литература XX века чрезвычайно многообразна жанрово и семантически, а значит, источниковедчески перспективна. Но, наверное, особый интерес представляет ее совершенно нетронутый пласт - диссидентские художественные произведения. Филологи уже неплохо потрудились в этой области, назвав ее «литературой сопротивления». Опираясь на их лингвистические исследования возможно получение новых знаний в сфере общественного сознания и сознания личности, социальной психологии, истории повседневности и т.д.

Список литературы

1. Беспалов Р. А. «Новое потомство» князя Михаила Черниговского по источникам XVI-XVII веков (к постановке проблемы) // Проблемы славяноведения. Сб. научных статей и материалов. Брянск: РИО БГУ, 2011. Вып. 13. С. 63-97.

2. Беспалов Р. А. Гипотеза о появлении термина «верховскии князи» в московско-литовской дипломатии // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. М.: «Индрик», 2017. №4(70). С. 42–52.

3. О писателях-изгнанниках замолвите слово… // Литературная Россия. 2000. № 45.

4. Синодикъ или Куликовская битва в лицах / Священник Валерий Мешков, Г. В. Перова; Под общ. ред. акад. Ю. К. Бегунова; Отв. ред. О. А. Платонов. - М.: Институт русской цивилизации, 2012. - С. 8. - 736 с.